Борис

«Ничего не видно, так скоро и резко стемнело. Почему надо было ехать именно сейчас? Ведь это все ждет, никому не надо было повидаться с внучкой ни вчера ни на выходных, когда просили посидеть. А теперь: привезите, мы купили Надюшке подарок! И ведь не повезла бы! Да егоза эта все время вертится рядышком: услышала. Вот и вези теперь ее».

Машина торопливо двигалась по проселочной дороге уже второй час.
«Сегодня четверг, завтра — мой законный выходной, собиралась отдохнуть, но нет. Опять не вышло».

Лада оглянулась: Надюшка мирно сопела на заднем сидении, зажав в руках любимую куклу — их с Данилом подарок ей на день рождения. Маленькая cлавная кудрявая забияка… но такая дорогая! Лада залюбовалась спящей дочкой, вспомнила, как они с мужем выбирали ей имя, как крестили, как первый раз отвели в садик, вспомнила и на секунду забылась и отвлеклась от дороги.

Вдруг резкий удар чего-то тяжелого справа испугал ее до ужаса. Лада дала по тормозам и в страхе и оцепенении сидела, ничего не соображая. Немного погодя вышла и посмотрела на дорогу. Из груди вырвался вздох облегчения: всего лишь заяц. Отлегло. Надюшка не проснулась, главное. Лада позвонила мужу, тот сказал, что надо бы сообщить о том, что сбила зайца, спросил, что с машиной. Услышав, что всего лишь небольшая вмятина, сказал, что если никто не видел, можно садиться и ехать дальше, только уже осторожно и не отвлекаясь на всякие там воспоминания, а завтра он договорится с Лехой, тот посмотрит, что там с машиной. На том и порешили, и Лада, успокоившись и отдышавшись, села в машину. Было без четверти восемь.

Борис выехал от матери за лекарством, когда уже стемнело. Было что-то около восьми, начинал моросить затяжной осенний дождь. Борис любил эту дорогу: это была дорога его детства. Каждый раз, приезжая к матери из города, он обязательно на час уходил в лес: только там он мог дышать спокойно. Оставляя телефон в доме, он бродил теми извилистыми тропками, какими изобиловал лес, и молча слушал и наблюдал. Сегодня Борис торопился: мать не хотела ложиться в больницу, жаловалась, мучила и его, и доктора, пока тот не выписал ей какое-то средство, больше для виду, нежели для пользы дела, и Борис поехал. Машина шла ровно, но быстрей обычного; Борис боялся надолго оставить мать одну. Она, вредная, не хотела переезжать к ним с Ольгой в город, хотя они и звали ее все время, и комнату ей выделили. «Ох уж эта мама»,—думал Бориc, вглядываясь во что-то все внимательнее и внимательнее и, наконец, резко дал по тормозам: на дороге валялся сбитый заяц. Только Борис сразу заметил, что это — не заяц, а зайчонок. Маленький совсем еще, крошка. Ну надо же!

И кто его оставил тут лежать? Неужели не оттащить было хотя бы на обочину?

Борис брезгливо отвернулся: он знал, что сбивший зайчонка обязательно выходил. Следы тормозов, отпечатки обуви на обочине. Машину, наверное, смотрел. А на животное не посмотрел…А ведь перед ним лежал совсем еще не окрепший малыш. » И как это тебя угораздило-то»,—вздохнул Борис и надел перчатки, чтобы оттащить зайчонка в сторону, как вдруг остановился: маленькое существо…дышало. Неровно, поверхностно и тяжело, сбиваясь и похрипывая, содрагаясь, но дышало. Борис подошел поближе и положил руку на бок зайчонку: тот приоткрыл покрасневший глаз, попытался сгруппироваться…Но не получилось. Попытался еще раз, и тут Борис увидел, что лапы у зайца перекручены; видимо, удар пришелся как раз по лапкам в прыжке. Жалко-то как! Ой, как жалко! Если бы сразу, пока малыш был еще в состоянии первого шока, среагировать, то другое дело. А теперь время упущено. Эх….Почесал Борис затылок. Что делать? С собой не возьмешь, мать скажет, примета плохая, лешего в дом притащил; она зайца, по старым поверьям, больше черта боится. Хотя этот и не белый, а косой, наоборот, на удачу. Но она все равно не возьмет, а в город он его к Ольге не привезет. Уже обещал, что прошлый раз был последний.

В отчаянии Борис ходил взад-вперед. Уехать и оставить умирать на обочине малыша он не мог, мысленно ругался на того беспечного водителя, что не оттащил сбитое животное, хотя понимал, что это — доли секунды; на себя, что, как всегда, остановился и не смог проехать мимо. На всех вокруг животных, что бессознательно и неосторожно перебегают дорогу, хотя это — их дом, их лесная тропа, и это они — люди — здесь явные гости: сокращая дорогу проселком, они заезжают на территорию вот этих вот крошечных попрыгунчиков…Вдруг неожиданно ему пришла идея: в аптечке есть бинт: отрезать—наложить—перетянуть—зафиксировать. Это—все, что он сможет сделать для малыша. Ну а дальше—сама природа пусть распоряжается. Фиксируя лапки тяжело дышащему почти обездвиженному зайчонку, стоя спиной к обочине, Борис почувствовал, что кто-то смотрит ему в спину. От страха он побоялся разогнуться, медленными движениями начал привставать, а затем резко обернулся. Зайчиха не отпрыгнула: она в оцепенении стояла и даже не двинулась, а смотрела на мужчину круглыми, ему показалось, влажными глазами. Борис проморгался, но зайчиха была все там: она глядела, не понимая, бесстрашно, по-матерински. Она уже час искала своего малыша, и, найдя его, наконец, почти приблизившись, увидела, как остановилась машина и из нее вышел человек. Все это время она стояла по ту сторону обочины, не решаясь ни подойти ни ускакать прочь. Борис, продолжая смотреть в упор во влажные глаза матери-зайчихи, поднял зайчонка и перенес с дороги. Подходя все ближе и ближе к зайчихе, он изумлялся, что она не отбегает, не боится, никак не реагирует. Он положил зайчонка рядом с матерью, и уходя, оглядываясь, видел, как та стала бегать, суетиться, обнюхивать и зализывать его, судорожно, цепко, испуганно оглядываясь по сторонам. Садясь в машину, Борис оглянулся еще раз и последнее, что он увидел на том месте было то, как зайчиха схватила за загривок своего малыша и поволокла его почти бездыханное тело в лес.

Отъезжая, Борис посмотрел на часы: было почти девять. Он опоздал в аптеку, а ведь ехал матери за лекарством. Пристегивая ремень, разворачиваясь обратно, Борис тоскливо поглядел на вдаль уходящую в город дорогу, сожалея…или не сожалея? Затем посмотрел в лес и улыбнулся: малышу сейчас хорошо в любом случае…

Уезжая, Борис не мог знать, что Надя, счастливая, держит сейчас на руках подаренного бабушкой и дедушкой котенка, улыбаясь Ладе; не мог он знать и того, что зайчиха в лесу сейчас судорожно перегрызает, царапая, накрученные им бинты своему сынишке, зализывая тому рану и приложив бережно его мордочкой в ямку с водой, омывая лапой, потому что он у нее — последний выживший из выводка и потому что за его жизнь она будет бороться до конца…
Он знал только то, что мать сейчас опять будет ругаться, потому что он снова думал о ком угодно, только не о ней и не о себе…

.